Петля для губернатора - Страница 93

Когда минивэн вырвался на шоссе, небо на востоке начало понемногу наливаться мутной синевой, предвещавшей скорое наступление дня. Водитель сразу перестроился в третий ряд и утопил педаль акселератора. Двигатель бархатно взревел, губернатора вжало в спинку сиденья. Стрелка спидометра плавно поползла вправо и остановилась на ста тридцати.

– Больше не надо, – негромко сказал старший лейтенант. – Скользко.

Это были первые слова, которые услышал от него Иван Алексеевич. Сержант в ответ лишь молча кивнул.

Мимо промелькнул залепленный снегом треугольный знак, предупреждавший о пересечении со второстепенной дорогой, а вскоре впереди показался и сам перекресток, у которого послушно замер грязный бортовой “ЗиЛ” с эмблемой какой-то сельхозтехники на дверце. Иван Алексеевич разглядел за стеклом кабины бледный овал повернутого к ним лица, и тут грузовик вдруг тронулся с места и рывком выскочил на шоссе, перегородив проезжую часть. Сидевший за рулем молчаливый сержант ударил по тормозам. С таким же успехом он мог бы попытаться остановить машину с помощью молитвы – дорога действительно была очень скользкой, а скорость приближалась ко второй космической. Слева от Ивана Алексеевича неожиданно и страшно завизжала Коврова.

В последний миг перед тем, как сильно скошенный назад обтекаемый нос минивэна с высокой точностью ударил прямиком в бензобак грузовика, с Иваном Алексеевичем случилось что-то вроде озарения: он вдруг понял, что сильно недооценивал своего зятя, считая, что тот мирно спит в это судьбоносное утро. Это было неприятное открытие, но оно уже не имело значения: через мгновение все потонуло в дымно-оранжевом вихре взрыва.

Глава 17

Прапорщик ФСБ Николай Вакуленко, которого простодушный Купченя запросто именовал Коляном, в эту ночь тоже не спал. Он лежал в своей постели, притворяясь спящим, и медленно приходил в ярость, потому что выполнение порученного ему задания срывалось на глазах из-за совершеннейшей чепухи и глупости.

История действительно вышла глупейшая, и в те моменты, когда Вакуленко переставал проникновенно материться про себя, он понимал, что по прошествии некоторого времени пересказ событий этой ночи и предшествовавшего ей вечера будет звучать как бородатый анекдот.

Поначалу все шло как всегда. После плотного ужина, обильно сдобренного выданной Кацнельсоном водкой, “турки” немного посмотрели телевизор, перекинулись в “очко” и начали потихонечку расползаться по койкам, вяло переговариваясь и обмениваясь традиционными плоскими остротами. Журчала вода в раковине, под потолком плавало неподвижное облако табачного дыма, воняло носками и перегаром, и прапорщик Вакуленко привычно мечтал о том, чтобы это дурацкое задание поскорее закончилось. Тогда можно будет вернуться в свою просторную трехкомнатную квартиру, принять нормальную ванну, выпить водочки под домашнюю закусь и между делом поинтересоваться у жены, сколько хахалей она успела сменить за время его командировки. И пусть попробует не признаться! Николай Вакуленко – не какой-нибудь лопух, от него не спрячешься. Надолго отлучаясь из дома, он никогда не забывал нашпиговать квартиру “жучками”. Правда, чертова баба так ни разу и не попалась – не то и впрямь хранила верность, не то гуляла где-то на стороне.

О работе, порученной ему Упырем, Николай почти не думал. Думать было не о чем, дело было привычное и не сулило никаких осложнений. Сделать калеке укол – что может быть проще? Правда, калека этот с виду казался парнем крепким, а Упырь утверждал, что при нем было удостоверение капитана ФСБ, Кроме того, он, по его же словам, являлся ветераном афганской войны, которую провел явно не в штабе и не при солдатской бане, так что от него можно было ожидать сюрпризов. Но у него были переломаны ребра, да вдобавок в башке все перемешалось, так что прапорщик Вакуленко ничуть не волновался по поводу предстоявшей акции: ему случалось заламывать и не таких.

Тут его размышления были прерваны мучительным воем, словно кто-то с размаху сел на раскаленный гвоздь.

Вакуленко рывком сел на кровати и огляделся.

Выл щуплый вислоносый мужичонка, неизвестно за что прозванный Гамадрилом. В нем и вправду было что-то обезьянье: печальные, вечно виновато моргающие глазенки в морщинистых складках кожи, похожий на банан лиловый нос, синие от щетины щеки, огромные хрящеватые уши, щуплое тело, заросшее жестким черным волосом, вислые плечи, ручищи до колен и короткие кривые ноги со ступнями сорок пятого размера.

Гамадрил сидел на своей койке и протяжно выл, держась обеими руками за левую щеку и зажмурив слезящиеся глаза. Рожа у него была перекошена, он раскачивался из стороны в сторону, как маятник, и мелко перебирал по полу огромными уродливыми ступнями с кривыми желтыми когтями на пальцах.

Все было ясно: у Гамадрила болел зуб. Зубы у него были сплошь гнилые и вечно ныли, так что он повсюду таскал с собой анальгин и жрал его горстями, как семечки, но на этот раз его, судя по всему, прихватило по-настоящему. Даже выпитая час назад бутылка водки, похоже, ничуть не облегчала его страданий.

На койках заворочались, ворча и обещая оттяпать идиоту башку вместе с гнилой пастью, чтобы заткнулся, и кто-то уже наладился запустить в Гамадрила тяжеленным яловым сапогом на собачьем меху.

– Да дайте вы ему анальгина! – рявкнул Вакуленко, перекрывая гам и вой. – Что вы, ей-богу, как пионеры…

Кто-то протопал босыми пятками по полу и принялся рыться в аптечке, роняя все подряд и невнятно матерясь. Добровольного санитара заметно качало, поскольку, как и все присутствующие, он был основательно на взводе.