Сергей Петрович вздрогнул так сильно, что книга вырвалась из его руки и, шелестя страницами, отлетела в угол. Маслов рывком сбросил ноги с кушетки и сел, стараясь унять сердцебиение и глубоко дыша, чтобы понизить содержание адреналина в крови. Сигарета прыгала в его трясущихся губах.
«Болван, – мысленно сказал себе доктор Маслов. – Дочитался до глюков. Второй этаж! Кто может стучать в окно второго этажа? Даже если этот стук тебе не почудился, то это наверняка была ветка или какой-нибудь чокнутый воробей, которому не спится по ночам. Или бабочка. Здоровенная такая бабочка, килограмма на полтора…»
Он начал понемногу успокаиваться, и тут стук повторился. Заставив себя повернуть голову в сторону окна, Сергей Петрович с ужасом разглядел смутно белевший в кромешной темноте за стеклом овал лица. Он похолодел, кончики пальцев на руках и ногах превратились в ледышки.
Там, за окном, был человек.., человек ли? Вампирам безразлично, на какой высоте расположено твое окно, но, если оно закрыто, они не могут войти, пока ты не впустишь их сам. Доктор Маслов подумал, что по нем плачет койка в его родном отделении.., кажется, в двенадцатой палате есть одна свободная, но она, черт бы ее побрал, стоит как раз у окна.., и тут в стекло опять постучали.
Сергей Петрович Маслов усилием воли взял себя в руки и на негнущихся ногах осторожно приблизился к окну, на всякий случай пытаясь припомнить слова какой-нибудь молитвы. В голову все время лезло только дурацкое “иже херувимы”.
Подкравшись к окну, Сергей Петрович прижался лбом к стеклу и тихо, чтобы не всполошить больных, спросил:
– Кто там?
– Откройте, ФСБ! – глухо донеслось из темноты, и Сергей Петрович испуганно отпрянул от окна.
– Уж лучше бы вампиры, – пробормотал он.
– Серега, мать твою, открывай, пока я отсюда не свалился к чертям собачьим! – замогильным голосом произнес визитер и для убедительности покрыл Маслова в три этажа с перебором.
– Кр-р-ретин! – с чувством выдавил из себя Сергей Петрович и щелкнул шпингалетом.
Как только он открыл окно, в подоконник немедленно вцепились две сильные руки, и в ординаторскую с шумом ввалился старинный приятель доктора Маслова, с которым они когда-то вместе заканчивали десятилетку в занюханном подмосковном райцентре. Такое экстравагантное появление было полностью в духе Алексея Тубанова, но Сергей Петрович не удержался от ядовитого вопроса:
– А тебе в твоей конторе никогда не объясняли, для чего архитекторы предусматривают в каждом доме входную дверь? Подчеркиваю: вход-ну-ю.
– Объясняли, – спокойно ответил Губанов, отряхивая испачканные побелкой живот и колени. – Только в вашей конторе двери по ночам почему-то заперты, а возле той, которая открыта, сидит церберша в валенках. Эта старая гнида меня не пустила и даже отказалась тебе позвонить.
– Степановна, – проинформировал его Маслов, запирая окно. – У нее, брат, не забалуешь. Ты чего приперся посреди ночи?
– Значит, надо, раз приперся, – резонно ответил Губанов и, оглядевшись, уселся на стул. – Дело есть, Серега. Причем такое, которое лучше обсудить с глазу на глаз.
– Ты что, на иглу подсел? – спокойно спросил Маслов.
Это не было шуткой: для него подобные ситуации давно стали частью работы. Кто-то просил достать наркотики, кто-то, наоборот, умолял избавить от пагубного пристрастия, причем мгновенно и безболезненно… И тем, и другим доктор Маслов советовал застрелиться, не тратя лишних денег: похороны дешевле.
– Типун тебе на язык, – сказал Губанов. – Ишь, чего захотел! На мне не подзаработаешь, поверь.
– На твоем месте я бы не зарекался, – посоветовал Маслов. Он уже окончательно пришел в себя и с ходу перестроился на привычную манеру разговора. – Вот представь, что поймали тебя бандиты, но мочить не стали, а впаяли тебе дозу героина. Парочка уколов, и ты готов. Пятки им будешь лизать, на брюхе валяться, а потом, если ума хватит, приползешь ко мне. А ты придешь, когда темно, – блеющим голосом пропел он строчку из популярной некогда песни. – Вот как сейчас.
– Козел ты, Серега, – сказал Губанов. Видно было, что слова приятеля впечатлили его несмотря на шутливый тон.
Маслов в ответ отвесил шутовской поклон.
– Я к тебе, как к человеку… Вот все вы, клистирные трубки, такие: принесешь ему его мечту на блюдечке, а он тебе вместо благодарности – направление на анализы.
– Мечту? – насмешливо переспросил Маслов.
– Мечту.
– На блюдечке?
– С голубой каемочкой.
– И с каемочкой! – умилился Сергей Петрович. – Это ж надо! Знаешь, что я тебе посоветовал бы? Иди проспись. Одеяло тебе дать?
– Сам спи в своей психушке, – обиделся Губанов. – Ты слушать будешь или нет?
– Да что слушать-то, не пойму! – воскликнул Маслов. – Ты же ничего не говоришь. Один словесный понос. Я таких, как ты, по сто человек в день вижу. Делириум тременс, одним словом.
– Чего? – не понял Губанов.
– Белая горячка, – перевел Сергей Петрович.
– Белая горячка, – вдруг впав в непривычную задумчивость, медленно повторил Губанов. – Да, брат, это тяжелая штука.
– А ты откуда знаешь? – насторожился Маслов.
– Да ты понимаешь… Черт, даже язык не поворачивается…
Доктор Маслов озадаченно посмотрел на своего школьного приятеля и, придя, по всей видимости, к какому-то выводу, удовлетворенно кивнул головой.
– Ага, – сказал он, – так. Ты вот что, Леха… Ты забудь, что я тот самый пацан, вместе с которым ты когда-то в окошко женской бани подглядывал. Это, брат, дело прошлое. Я теперь врач, я такого насмотрелся, что меня ничем не удивишь. Есть такой зверь, называется врачебная этика. Это вроде тайны исповеди, так что валяй, рассказывай.